Сергей Анатольевич Осьмачкин родился в 1961 году на Урале (г. Аша, Челябинская область).
В 1977 году, будучи школьником, пришел в Куйбышевский фотоклуб «Параллакс» и начал заниматься творческой фотографии. В профессии уже 47 лет. Когда вся страна снимала передовых доярок, парады и битвы за урожай, ему повезло попасть в клуб, где в фокусе внимания были визуальные акценты и возможность передавать характеры, атмосферу через детали, оставляя некую недосказанность.
За эти неполные пять десятков лет автором созданы совершенно разноплановые циклы: «Открытые пространства» (пейзажи 1970-80 годов), «Натюрморты», «Розовый дым», «Песни обыденности» и, наконец, «Дворы и улицы старой Самары» — исчезающую натуру исторического центра своего города он продолжает снимать, как только появляется свободный час в любое время года и суток. Искусствоведы полагают, что наиболее интересные, сложные и метафоричные образы просматриваются в натюрмортах Осьмачкина, большинство из которых снято в 1980-90 годах в ночной тишине мастерской, что находилась в той самой старой Самаре. По словам автора, предметы складывались в композицию очень долго, с ювелирной точностью, выверяя каждый миллиметр, делались многочисленные дубли, которые подвергались жесткому отбору. И всё же это была чистой воды магия, сотканная из бумажных обрезков, сухих травинок, журнальных вырезок, канцелярских кнопок — «когда вы знали, из какого ссора…». Кто-то видит в этих композициях глубокий трагизм, а кто-то — старый, как мир, мифологический подтекст, архетипы, вечные схватки космоса с хаосом, жизни со смертью, возвышенного с безобразным, а Сергей Осьмачкин в это время удивленно пожимает плечами: «Откуда тут эта литературщина? Здесь же визуальное искусство». Однако сложносочинённые образы его натюрмортов, выхваченные взглядом через объектив на обычные до скуки предметы, удивительно роднят фотографию с поэзией.
Избранные выставки:
Кроме того, персональные выставки проходили в Архангельске, Новосибирске, Пензе, Кишинёве, Ростове-на-Дону. Всего более 100 выставок в России и за рубежом.
Коллекции:
«Главные критерии качества фотографии для меня — безукоризненность композиции, лаконичность, гармония линий и пятен, выдержанная тональность и в то же время неожиданность подачи», — определяет Сергей Осьмачкин. И действительно, он с перфекционистской одержимостью выверяет каждую точку, его «фирменная» печать своей необычайной аккуратностью будто специально подчеркивает несовершенства советской и постсоветской жизни, по воле случая, оказавшейся в объективе автора.
Когда Сергей Осьмачкин готовил персональную выставку в Штутгарте в 2003 году, Сюзанна Шлихтмайер-Юнг, возглавлявшая в то время штутгартский департамент по культуре, увидев его работы, сказала: «Это же не Самара. Я не раз бывала там, но ничего подобного не видела». Он охотно согласился, ведь на фотографиях был образ иного города, не похожего на открыточные виды Самары, которые забирают с собой туристы. На передний план в фотографиях Сергея Осьмачкина выходит его собственная эстетика и геометрия. Он поэтизирует самые обычные предметы и формы, выхватывает в череде встреч самые неприметные и ординарные. И вот совершенно случайно рядом с лицом знакомой девушки вдруг оказывается тушка утки, которую та только что купила, чтобы приготовить к столу, и эта убийственная деталь смещает акценты и делает кадр. Десятки людей, включая жителей покосившихся, изрядно покрытых иной самарских домов, несколько раз за день проходят мимо, не замечая ничего из того, что мы видим в «Песнях обыденности» или «Дворах и улицах». А между тем, откуда-то возникшие метафизические пятна и линии уносят частицы городской повседневности в иную реальность, когда-то, возможно, существовавшую или совсем неведомую, но настолько рельефную и осязаемую, что до нее хочется дотронуться, ощутить эти почти натуральные объемы, непонятно откуда взявшиеся на бромосеребряном или цифровом отпечатке.
Еще более сложны, ассоциативны и метафоричны натюрморты самарского мастера. Большинство из них снято в 1980-90-х годах в полнейшей ночной тишине мастерской, что находится в той самой старой Самаре. И это уже не мгновения, дарованные стрит-фотографу, которые необходимо поймать и успеть запечатлеть за доли секунды. Предметы складывались очень долго, с ювелирной точностью выверялся каждый миллиметр композиции, делались многочисленные дубли, которые подвергались жесткому отбору. И все же это была чистой воды магия, сотканная из бумажных обрезков, сухих травинок, журнальных вырезок, цитат из классики, канцелярских кнопок — «когда б вы знали из какого сора…». Кто-то видит в этих композициях глубокий трагизм, старые, как мир, архетипы, мифологический подтекст и вечные схватки космоса с хаосом, жизни со смертью, возвышенного с безобразным. А Сергей Осьмачкин удивленно пожимает плечами: «Что за литературщина? Это же визуальное искусство». Однако сложносочиненные образы его натюрмортов, выхваченные взглядом через объектив на обычные до скуки предметы, на удивление роднят фотографию с поэзией.
Майя Брод
